Было забавно смотреть в его мутные глаза, когда он только-только открывал их. Истекающий кровью, с израненной мордой, кожа с которой была спорота до кости, он пытался подняться на лапы, хрипящий и ослабший. Челюсти, прежде грозные, одна мысль о которых вызывала у меня смертельный ужас, теперь не слушались его, и зубы громко стучали друг о друга. Он обвел поляну бессмысленным взглядом, в котором плескался страх. О да, я, казалось, мог прочесть его мысли. Наверняка он спрашивал себя:
«Неужели это правда?»
И это было правдой. Из всей его сильной и могущественной стаи в живых остался только он, да и то – ненадолго, лишь до тех пор, пока я не прикажу прикончить его. За моей спиной уже стояли мои мертвые воины, мои приятели и мои слуги. К ним присоединялись все новые и новые бойцы, и каждый раз, когда тот, еще живой волк вглядывался в их морды, глаза его становились все шире от той боли, не физической – душевной, которую он испытывал. Мне это доставляло удовольствие, я наслаждался его страданием.
Я привстал на задние лапы и повел передней, указывая на свою мертвую, а оттого – бессмертную армию.
- Мог ли ты подумать? – спросил я, скаля желтые зубы и глядя на волка.
Ему потребовалось почти минута на то, чтобы опустить голову и сфокусировать затуманенный взор на моей скромной персоне. При моей жизни это вызывало у меня ярость, я ненавидел свой рост, свою нелепость по сравнению с другими животными, хищниками, которым ничего не стоило оборвать мою жизнь, которые охотились так грациозно, в то время, как я должен был подъедать останки их трапезы, да постоянно оглядываться: вдруг они захотят пустить меня на закуску.  Теперь я едва подавил смех. Вся абсурдность ситуации заставляла меня содрогаться от немого хохота. Да… Этот волк слабел, но ему пока хватило сил, чтобы проникнуться иронией. Или просто ужаснуться… Мне было все равно.
- Не может быть… - прошептал он и на слова ушли те крохи сил, которые помогали ему удержаться на лапах. Он рухнул прямо к моим ногам, его нос оказался на уровне моего живота. Мое войско безмолвно замерло за моей спиной. Они обещали мне это, они обещали мне столько триумфа, сколько я пожелаю. А я желал многого.
Я наклонился к нему. Не встал на четыре лапы, а именно наклонился, едва не коснувшись усами его морды. И глядя ему прямо в глаза, спросил:
- А что тебя смущает?.. Ничего удивительного, просто мои друзья оказались немного сильнее твоих. Хотя теперь… - я кивнул на нежить, ожидающую одного-единственного приказа, - было бы разумнее сказать, что твои друзья стали моими друзьями…
Мои слова причиняли ему боль, а я ухмылялся. Я ненавидел их всех душой, из всех хищников – именно их, хотя и не мог помнить, почему. Я не мог помнить, что когда-то все мои детеныши, жившие в норе, были выкопаны огромным волком, и не убиты, нет… Точнее, убиты не все сразу.
Я бежал за ним до самого его мерзкого логова, пропитанного запахом смерти, след в след ступал за ним по хрустящим костям и все это время в моих ушах стоял писк моего единственного сына, которого он не сожрал сразу.
Он вошел в логово. Я забежал туда же и притаился в тени. Прятаться я всегда умел.
Я думал, что никогда не забуду, то, что увидел дальше. Забыл. Смерть куда милосерднее, чем мы думаем. Она настолько милосердна, что я не хотел бы, чтобы этот волк умирал.
Он отдал моего сына, полупридушенного, дрожащего, израненного – но еще живого… Отдал своим детям, и те умерщвляли его так долго, и так жестоко, как могли. Все это время он звал меня на помощь, а я, скованный ужасом, вжимался в стену их логова и смотрел… смотрел, как они раздирают его на куски, как перетягивают его, словно палку, как дробят его кости. И только когда смолк его последний писк, я убежал.
Я всегда умел хорошо прятаться, но в этот раз сцена жестокой и мучительной смерти моего детеныша слишком отчетливо стояла у меня перед глазами, чтобы я видел что-то еще. Щелчок. Кровь. Темнота.
И внезапное прозрение. Я был мертв – но и жив одновременно. И, вокруг меня стояли такие же полуживые волки.
- Поиграем? – спросил один из них, и мне стало страшно за свою новую жизнь. Ужасно страшно. Хоть я и не помнил ничего из прошлого, но страх страданий прошел вместе со мной даже за черту смерти.
О, я валялся в грязи перед этими волками, я пищал и умолял их не трогать меня... Я говорил, что сделаю для них все-все-все.
- Все-все-все? – переспросил тот самый волк, ставя лапу мне на живот. Это была ужасная лапа, шерсть сползла с нее вместе с мясом и осталась лишь кость с огромными когтями. – Это интересно…
Я стал шпионить для них среди живых. О, пускай я и не помнил своего прошлого, но каждый раз, когда я оказывался прямо в центре стаи живых волков, мой живот сводило от восторга, пусть я и был мертв. Я ликовал, когда лишь краем сознания ловил мысль о том, что их ждет погибель, этих омерзительных, высокомерных, жестоких тварей, а самое главное – погибель эту принесу им я. Тот, кто прежде боялся даже их детенышей, получил власть, которая и не снилась их взрослым. Да-да… Не снилась даже этому волку, который сейчас лежал передо мной, не в силах уже открыть глаз.
Я с яростью впился ему в нос и он вздрогнул. Соленая кровь растеклась по моему языку. Такая густая, маслянистая… В моем прошлом мне редко удавалось отведать свежей крови, я же был падальщиком.
- Не вздумай подыхать раньше, чем я прикажу, - проговорил я, когда он поднял веки. Кровь ручьем текла из глубокой раны на его лбу и, заливая глаза, стекала вниз по щеке, словно слеза. – О да, ты сдохнешь по моему приказу.
Эти несколько месяцев они были передо мной как на ладони. Я знал их планы, у них не было для меня тайн. Порою, правда, кто-то морщил нос и спрашивал, почему так несет гнилым мясом. Меня это не смущало, я твердо знал, что скоро этот запах станет для них приятным… Почти родным…
Целая армия подчинялась мне в эту безлунную ночь. Они ползли по моему приказу, вымазывая свою шерсть в грязи, они прятались в кустах, цепляясь за колючки и репей. Они не страдали, потому что были мертвы, но их униженность и покорность веселила меня, хотя теперь они и были, в каком-то смысле, моими братьями. Я ненавидел всех волков, не только живых. И я не забыл того приема, который они оказали мне. И мне нравилось видеть смерть и тех и других, когда нежить выскочила из засады и вцепилась в живые глотки, и полилась алая кровь. Мне нравилось смотреть, как живые, сонные, растерянные, такие беспомощные и теплые после недавнего сна в агонии рушились на землю и хрипели. Мне нравилось  слышать, как хрустели сухие от старости кости нежити, переламываемые челюстями живых воинов. Я не принимал ничьей стороны, если честно – мне бы хотелось, чтобы в этой бойне сдохли все.
Но, нежить победила. Меня окликнули – о да, они вспомнили обо мне! Меня окликнули и подвели к этому волку.
- Мне жаль, что ты умираешь, - сказал я ему. – Я бы хотел, чтобы ты жил долго… Ты жалкий и совсем не страшный, и ты мог бы пожить… Хочешь?
Конечно, я лгал ему. Не в моих силах было оставить его в живых, потому что нежить была намерена истребить всех, и на мое мнение им было бы плевать. Но мне хотелось, чтобы он поверил в мое обещание и выдавил бы из себя «да», пересохшими губами. Мне бы хотелось, чтобы жажда жизни для него была выше чести. И вот тогда, когда бы он все-таки умирал, я бы наслаждался его смертью, как смертью жалкого падшего существа.
- Не может быть… - повторил он, словно и не слышав всех моих слов, и уж явно не оправдав моих надежд. – Не может быть… Ты же крыса…
- Убейте его, - брезгливо сморщившись, приказал я. Двое волков кинулись вперед, и пока они рвали вздрагивающее тело, я поставил ногу на нос этого волка.
Да, я крыса. Я крыса, которая победила целую волчью стаю. Это было бы честью, не будь они так глупы.
Нежить закончила со своим последним врагом и подошла ко мне. На их мордах застыл неприятный оскал.
- Нужен ли ты нам? – спросил один из них, облизываясь синим языком. Я попятился назад.
- Не надо! Не убивайте меня! Через реку живет еще одна волчья стая! Я сделаю для вас все-все-все…